«Татары» — это социально-сегрегативный термин, насильственно введенный в социально-политический оборот монголами

 

Миф о татарских этногенетических корнях казаков, который активно создавался в 1990-е годы, является умозрительной конструкцией. В основе так называемых доказательств «татарскости» казаков лежат в основном авторские домыслы, а подчас — этнические амбиции некоторых популяризаторов истории.

Найти десять отличий казаков от русских

Масштабные структурные перемены начала 90-х годов дали новый толчок в сфере осмысления самобытности собственного национального пути для многих народов бывшего СССР. Это коснулось и этнических казаков, фрагментарно расселенных после периода жесточайших репрессий 1920–1930-х годов среди русского населения юга России.

Тревога казаков о сохранении хотя бы некоторых существенных элементов былого национального базиса вызвала потребность подчеркнуть особый этногенетический фундамент казацкого народа, засвидетельствовать существенные отличия казацкого менталитета, традиций и культуры. Этой потребностью с успехом воспользовались некоторые литераторы и популяризаторы истории, зачастую совсем не казацкого происхождения.

Уральский казак, 1867 год. Источник: Библиотека конгресса США

 

В середине 90-х появляется значительное число историко-популярных произведений, в которых с невероятной степенью уверенности (при минимальном числе аргументов) утверждается, что казаки — это православные потомки огузов, печенегов, половцев, ногайцев и прочих народов, причем все эти народы, включая казаков, именуются отчего-то татарами.

Известный популяризатор идеи о «татарскости» казаков писатель Борис Алмазов в книге «Военная история казачества» утверждает, что донские казаки, участвовавшие во взятии Казани в 1552 году, были «православными служилыми татарами (татарлар-кряшен)». Автора отчего-то не смущает явное противоречие вывода о казацких «татарлар-кряшен» информации русского хронографа, которую он сам же чуть ниже приводит в своей книге. «Когда донцы сведали, — указывает хронограф, — что московский царь Иван Васильевич ведет уже семь лет с татарами войну и желал от них взять Казань, то, в рассуждении держимой с ним веры греческого исповедания, вознамерились во взятии оного города помочь его величеству».

Очевидно, что здесь четко противопоставляются донцы-казаки и собственно казанские татары, но отсутствует пусть даже косвенный намек на то, что донцы — это «татарлар-кряшен».

В книгах и статьях некоторых популяризаторов истории «татарскость» народов приобретает подчас свойства чуть ли не всемирного этнокультурного феномена. Эти авторы непринужденно называют татарами почти все древние и современные народы Евразии, начиная от скифов и заканчивая этническими евреями. Понятно, что при такой широкой этногенетической палитре и для казаков в «татарскости» всегда найдется место.

В недавней книге казанского профессора Фатиха Сибагатуллина «Татары и евреи» основное место отведено, разумеется, системе рассуждений, что казанские татары и евреи — это народы, невероятно близкие друг другу по прошлой истории и этничности. Но даже здесь специально подчеркивается, что «казаки — это татарская конница», что все казаки «были родом татарами». Далее автор всерьез декларирует, что до сегодняшнего дня сохранились только «этнически "чистые" татары-казаки, не ассимилировавшиеся с русскими, — например, нагайбаки».

Николай Пржевальский. Фото: РИА «Новости»

 

Но далеко не все исследователи и историки-дилетанты из Татарстана прибегают к подобным, мягко говоря, малодоказательным обобщениям. Так, известный татарский историк и политолог Фаиль Ибятов в своей концептуальной статье «О казачестве без пристрастий и мифов» оценивает этногенетическую «татарскость» казаков совершенно иначе. «Влияние тюркского фактора в начальном этногенезе казаков явно преувеличено обывательским мнением, в котором партию "первой скрипки" играют, как ни странно, некоторые казачьи идеологи, тщательно пытающиеся найти "10 отличий" казаков от русских», — пишет татарский историк.

Подробно разбирая в указанной статье аргументацию сторонников татарского происхождения казаков, Ибятов отмечает, что тюркское (следовательно, и татарское) влияние на казаков исчерпывается, по существу, названием и формой некоторых видов традиционной казацкой одежды, а также небольшими лингвистическими заимствованиями. Эти сравнительно поздние элементы культуры пришли в казачество в ХIV–XVI веках вместе с тюркскими (татарскими, турецкими и ногайскими) женщинами, которые регулярно привозились казаками из военных походов.

Казацкие «татары», произошедшие от татар, которых не было

Этноним «татары» открывает путь в лабиринт древних этнолингвистических традиций и косвенно связанных с ними самых современных, часто спекулятивных, идеологем.

Известный русский исследователь Центральной Азии Николай Пржевальский писал: «Ко мне прибыли четыре татарина-калмыка, а с ними восемь верблюдов, с которыми мы, к счастью, могли продолжить путь». Какую красивую легенду о том, что калмыки — это настоящие татары, можно было бы сложить, опираясь на непререкаемый научный авторитет Пржевальского. Если только не знать точно, что этнические калмыки не являются татарами ни по языку (монгольская группа), ни по вере (буддизм), ни по генетическому коду (потомки ойрат-монголов).

Отчего же Пржевальский называл своих калмыцких спутников татарами? Видимо, просто потому, что в дореволюционной русской традиции татарами традиционно именовались вообще все неславянские народы Русской Азии. В известной книге А.А.Черкасова «Записки охотника Восточной Сибири», которая была впервые опубликована в конце ХIХ века, татарами неоднократно называются эвенки и орочи — народы тунгусо-маньчжурской группы, не имеющие к современным поволжским татарам ни малейшего отношения.

Вплоть до начала ХХ века термин «татары» применялся весьма широко, а его конкретная этнонимичность по отношению к поволжским татарам является предметом исторических исследований до сих пор. Например, известный казанский ученый А.Х. Халиков в своей книге «Кто мы — булгары или татары?» пытается всерьез разобраться: насколько применим этноним «татары» к современному тюркоязычному населению Татарстана, генетически восходящему к финно-угорским булгарам.

Битва при Легнице, одна из битв западного похода монголов 1236—1242 годов. Источник: The J. Paul Getty Museum

Большинство современных этнологов склоняются к мнению, что этноним «татары» вплоть до периода советского нациостроительства имел только обобщающий смысл и не указывал на конкретную этничность. Возник же этот термин в результате процесса социогенеза, запущенного в регионах Приуралья и Поволжья нашествием монголов Чингисхана и Батыя.

Монголы впервые применили этноним «татары» для отделения народов «белой кости» (племена ойрат-монголов и халха-монголов) от народов «черной кости», — то есть от покоренных, в основном тюркоязычных племен, стоящих в социальном отношении существенно ниже соплеменников Чингисхана.

В 1236 году венгерский монах Юлиан, воочию наблюдавший практику «этнических чисток» монголов Чингисхана, подробно описал, как это происходило. «Во всех завоеванных царствах монголы без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь смогут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее склонных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой, делят между оставленными для обработки земли и обязывают тех людей впредь именоваться татарами», — писал он.

Описание Юлиана находит подтверждение в записях фламандского монаха Гийома де Рубрука, который в 1252 году был отправлен королем Франции в качестве посла в ставку хана Батыя. «Рядом с монголами были бедняки, по имени татары», — пояснял он в своей книге.

Аналогичные сведения приводит мусульманский энциклопедист Рашид ад-Дин в своих наблюдениях второй половины ХIII века.

Таким образом, наименование «татары» впервые появляется в Восточной Европе вместе с войсками Чингисхана и первоначально является не этнонимом (то есть названием конкретного народа), а соционимом — наименованием социального слоя людей, сложившегося из представителей разных кочевых народов. В хронологическом смысле появление наименования «татары» никак не совпадает с процессом раннего этногенеза (возникновением) народа казаков, который состоялся примерно за два века до прихода монголов.

«Черные клобуки еже зовомые Черкасы»

Николай Карамзин на страницах своей «Истории государства Российского» специально отметил глубокую древность этничности народа казаков. «Откуда произошло казачество, точно не известно, — писал историк, — но оно во всяком случае древнее Батыева нашествия в 1237 году. Рыцари эти жили общинами, не признавая над собой власти ни поляков, ни русских, ни татар».

«Табор запорожцев» Юзефа Брандта

Казаки раннего периода своей этнической истории никогда не именовались в древних летописях татарами. Их именовали черными клобуками (от смушковой черной казацкой папахи) или черкасами. В Московском летописном своде ХV века под 1152 годом читаем: «Все Черные Клобуки еже зовомые Черкасы».

Черные клобуки в этническом аспекте были близки, вероятно, с древними русами, которые, по свидетельствам новейших исследований, имели алано-славянское происхождение. Только в этом смысле можно истолковать указание персидского энциклопедиста ХIII века Рашида ад-Дина о том, что «царевичи Бату с братьями Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русов и народа черных шапок».

Посол германского императора в Московии в 1517 и 1526 годах Сигизмунд Герберштейн утверждает в своей книге, что территориально прародина казаков находилась в горах Западного Кавказа. Его характеристика казаков абсолютно точно соответствует позднейшим описаниям быта запорожцев. «Этот народ, надеясь на защиту своих гор, не оказывает послушания ни туркам, ни татарам, — пишет Герберштейн. — Московиты утверждают, что это христиане, что они живут по своим обычаям, а службу церковную отправляют на славянском языке, которым главным образом и пользуются. Они по большей части смелые пираты. Спускаясь в море по рекам, которые текут с их гор, они грабят кого попало, а особенно купцов, плывущих из Кафы в Константинополь».

Таким образом, соционим «татары» для эпохи Средневековья, а тем более для позднейших периодов истории, никак не может быть сопоставлен в контексте этнической культуры и генетики с понятием «казаки». «Татары» — это первоначально социально-сегрегативный термин, насильственно введенный в социально-политический оборот монголами. Существенно позднее, в середине ХVI века, этот термин стал приобретать конкретное этническое содержание для некоторых тюркских этносов Степи, которые не имели генетической общности с казаками.

Этническое самоназвание «казаки» пережило совершенно другую, прямо противоположную эволюцию. Обозначая уже на рубеже ХIV века вполне сформировавшийся казацкий этнос, термин «казаки» в дальнейшем искусственно социологизируется, поскольку с ХVII века усилиями административной машины Российской империи в него принудительно начинают вкладывать сословный смысл.

«Казаки произошли от казаков»

Этот хрестоматийный даже для современного казачества принцип, блистательно озвученный Михаилом Шолоховым в романе «Тихий Дон», имеет на самом деле очень древнюю этногенетическую основу. Татарский историк и политолог Фаиль Ибятов, мнение которого о причинах спекулятивного поиска «татарскости» казаков приводилось выше, считает, что в «исконном, запорожском казачестве гораздо явственнее, чем тюркский, просматривается скифо-аланский генетический след».

Фрагменет картины «Запорожский казак» Владимира Маковского

Не от тюрок, а от скифов и алан, как детально обосновывает свое мнение исследователь, происходят специфические, онтологически базисные черты образа жизни запорожских и донских казаков. Походные кибитки казаков — это почти точная копия скифских и сармато-аланских кибиток. Строительные планы древних казацких домов-куреней и расположение куреней в казацких крепостицах (гуляй-городках) детально похожи на аналогичные аланские образцы. Знаменитые кольцевые серьги в ушах казаков-мужчин — точная копия древнейшей, еще рубежа I–II века нашей эры, аланской мужской серьги. Запорожская мужская прическа — оселец — детально повторяет прическу взрослых аланских дружинников. Даже этимология слова оселец происходит, вероятно, от этнонима ос (ас) — древнейшего самоназвания алан.

В статье «О казачестве без пристрастий и мифов» Ибятов специально подчеркивает, что система дружинной демократии казаков — это точный слепок с военно-демократической организации аланских дружин. «Тюркские воинские дружины функционировали на совершенно иных, родовых принципах», — констатирует исследователь.

Анализируя похоронную обрядность казаков, он приходит к выводу об уникальности казацкой традиции. Казацкий ритуальный обряд не имеет аналога ни в древней, ни в современной обрядности татар. «В соответствии с традиционной обрядностью могилы казаков всегда делались как у сарматов и алан, с так называемым "подбоем": основной шурф могилы переходил в глубокую боковую нишу, куда и ставился гроб», — пишет Ибятов.

При проводах казака в последний путь за гробом шел не священник с кадилом, как в великорусских областях России, а боевой конь под черным чепраком, с притороченным к седлу любимым оружием усопшего. Мотивы этой традиции, отмечает исследователь, уходят в скифскую древность, а из современных народов России рудименты этого обычая сохранились только у горных осетин, которые, как и казаки, являются этногенетическими наследниками скифов и алан.

По мнению большинства современных исследователей, именно запорожская, то есть в своих этнокультурных основах скифо-аланская традиция сформировала историческое казачество, создала этнокультурный базис социального бытия народа казаков. Не случайно Запорожская Сечь стала для всех генетических потомков казаков, включая философа Григория Сковороду и писателя Николая Гоголя, легендарным идеалом — трогательным, поэтическим воспоминанием о «золотом веке козацьтва».

Нагайбаки, мишары и башкиры в казацком строю

В ноябре 1708 года войска Российской империи под командованием известного авантюриста Меньшикова захватили городок Батурин, гетманскую столицу Войска Запорожского. Здесь солдатами была учинена страшная резня, о которой историк Николай Костомаров писал как о «самом варварском истреблении». Следом столь же варварски была уничтожена войсками Петра I и сама Запорожская Сечь.

Казачья семья по дороге в церковь. Источник: Библиотека конгресса США

В течение двух лет, вплоть до 1709 года, против политики имперского закабаления сражались донские казаки атамана Кондратия Булавина. После подавления восстания «булавинцев» Петр I принял решение «извести казаков» более тонким методом. Решено было заменить в этносоциальной практике Российской империи казацкую этничность на казацкую социальную принадлежность, то есть превратить народ казаков в воинское сословие. Так в практике русских администраторов появилось понятие «приписной казак», то есть человек заведомо неказацкого происхождения, поверстанный в казаки через прохождение определенной процедуры.

Великорусских людей имперские администраторы верстали в казаки с явной неохотой: сделать хорошего кавалериста из вчерашнего пахаря-крестьянина было невозможно, но зато вольнолюбивого духа от славянина-казака славянин-великорус мог набраться быстро. Поэтому верстались в основном представители тюркских этносов: мишаре (татары), башкиры и нагайбаки (малочисленные крещеные ногайцы).

Практика размывания этнических казаков-славян путем массового вливания в их среду приписных казаков особенно широко применялась при преемниках Петра I. Так, в Оренбургское казачье войско все тюркоязычные приписные казаки попадали сугубо административным путем: еще в 1798 году указом императора Павла I некоторую часть башкир и мишарей (татар) перевели в казачье сословие с образованием 11 башкирских и пяти мишарских кантонов.

Тогда же, видимо, в приписные казаки поверстали и нагайбаков. Известно, что в 1842 году именно нагайбаки формировали списочный состав приписных казаков третьего и пятого кантонов Оренбургского казачьего войска.

После эпохи Петра I казаки с точки зрения дореволюционного законодательства Российской империи — это не народ, а особое воинское сословие, имевшее привилегии за несение обязательной военной службы. Такая, нарочито оторванная от этнических реалий России, законодательная установка приживалась в социальной и военной практике с большим трудом. Социальные интересы и культурные традиции приписного казачества резко расходились с таковыми у этнических казаков-славян, подчас провоцируя межнациональные конфликты.

Казаки на марше, 1917 год. Источник: Библиотека конгресса США

Российский политолог Ф. Садигов, рассматривая в одной из своих статей проблему государственного «оказачивания» тюркских народов, очень невысоко оценивает практические этносоциальные результаты этого процесса. «Как во времена Российской империи, так и в наши дни нагайбак на вопрос о своей национальности никогда не сказал бы, что он — казак, а ответил бы, что его народ вообще-то — нагайбэклэр, то есть нагайбаки. Полагаю, ясно, как ответили бы на этот же вопрос башкир с татарином. В отличие от них, ответ казака-славянина на вопрос о его этничности был бы однозначным: казак», — подчеркивает он.

С периода раннего Средневековья и вплоть до рубежа ХХ века замкнутое этносоциальное сообщество казаков-славян обладало очень развитой этнической спецификой. В жесткое, предельно военизированное, основанное на примате древних мужских традиций казацкое общество невозможно было добровольно вовлечь значительное число приписных казаков. Этих людей зачисляли в казаки всегда административным путем, а зачастую и против воли. Понятно, что на их этническом менталитете, обычаях и национальном самосознании принадлежность к так называемому казачьему сословию практически не сказывалась.

С другой стороны, этнокультурная специфичность казаков, сформировавшихся на исторической традиции и этническом базисе Запорожской Сечи и Войска Донского, позволяла им в реалиях Российской империи ощущать себя своего рода «государством в государстве» — непризнанным, но оттого еще более сильным внутренними скрепами самобытным народом. Двухвековая политика целенаправленного размывания древней казацкой этничности, которую проводили имперские администраторы путем навязывания казакам чуждых им «сословности», «дворянства», «приписного казачества», оказалась в конечном счете малоэффективной.

Автор — доктор исторических наук