Мощное Яицкое восстание казаков в 1772 году стало прологом к повстанческой войне Емельяна Пугачева и к окончательному превращению народа казаков в военных крепостных Российской империи.

Барщина кровью

После подавления повстанческой войны Кондратия Булавина (1708), с распространением фактической юрисдикции Российской империи на все войсковые области Присуда Казацкого социальное положение широких слоев казацкого народа значительно ухудшилось. Известный современный историк Б. А. Алмазов считает, что социально-экономическая политика российского самодержавия по отношению к казакам была направлена на «выбивание экономических основ независимости у большей части казачества, расслоению его и постепенному переводу на службу империи». «Новые запреты и законодательные акты, — подчеркивает Алмазов, — превратили в итоге казачество в одно из самых угнетенных состояний в России. Власть предержащие постоянно внушали казакам, пугая жизнью за границей, например в Турции, что там-де христиане платят "налог кровью", то есть часть христианских мальчиков становятся янычарами и всю жизнь обречены служить и воевать. При этом отчего-то забывалось, что российские казаки платили такой же "налог кровью" непрерывно и поголовно, все — от мала до велика».

Действительно, после фактической ликвидации политического суверенитета Войска Запорожского и Войска Донского — участие казаков и их роль в бесконечных войнах ХVIII века, которые вела Российская империя, неуклонно возрастали. С точки зрения официальной истории, эти войны рассматривались как действительно необходимые, однако для рядовых казаков смысл их участия в боевых действиях в Швеции, Польше и Германии был совершенно непонятен. Тем не менее казаки воевали: в трех войнах со Швецией, с немцами в Семилетнюю войну. Без массового участия казаков длительное военное противоборство России с Турцией вряд ли стало бы столь безусловно победоносным. В известном сражении под Кинбурном, например, Суворов фактически только с казаками сумел отбить турецкий десант, а при взятии крепости Измаил в 1790 году более половины его армии составляли донские и запорожские казаки.

В Британской энциклопедии статья о казаках помещена в разделе «Туземные иррегулярные войска из районов военной колонизации». Казаки приравнены к сипаям, бенгальцам, зуавам и гуркам — воинственным самобытным народам, которые в колониях европейских империй платили «дань» своей кровью, участвуя в качестве особых этнических подразделений в колониальных войнах. Такое определение действительного военного статуса казаков в Российской империи представляется оправданным.

Картина К. И. Кеппена «Спасение генерала Суворова гренадером Степаном Новиковым в сражении при Кинбурне» 1787 года.

Уже в 1722 году царь Петр I переселил тысячу семей донских казаков в низовья Волги — для прикрытия центральных уездов России от военных рейдов азиатских и кавказских ватаг. При этом казаков не спрашивали, хотят или не хотят они уехать с благодатных донских земель в безводные солончаковые степи Прикаспия «послужить матушке-России»? Мотивация к переселению обеспечивалась непосредственным участием в этом процессе штыков регулярных русских полков. Спустя полвека, потомков этих переселенных казаков — опять все теми же колонизаторскими методами — переселили ближе к Кавказу, поскольку теперь главная военная угроза была там.

Другой отряд донских «вынужденных переселенцев», в числе 500 семей, был отправлен в 1724 году царской администрацией на реку Сулак в Дагестане. Там большинство казаков умерло — сырой, болотистый климат Сулака с мириадами гнуса и гнилой водой оказался губителен даже для «неубиваемого», казалось бы, здоровья донцов. Подобные примеры можно приводить почти бесконечно.

Пришли за яицким казачеством

Длительное время Яицкое войско находилось на периферии процессов борьбы западных областей Присуда Казацкого за свой суверенитет. Однако в середине ХVIII века продвижение Российской империи все дальше на восток — за Волгу — существенно изменило жизнь яицких казаков, издревле населявших земли нижнего и среднего течения уральской реки Яик. С появлением российских крепостей, царских мытарей, помещиков и их крепостных крестьян быстро ушли в прошлое те времена, когда яицкие казаки считали свою Родину «золотым донышком с серебряной покрышечкой». Исконно казаки не занимались земледелием, их традиционные источники жизнеобеспечения, в отличие от русских, были другими: скотоводство, рыболовство, промысловая охота, добыча соли.

«Ногою твердой став» на реке Урал, российская администрация немедленно взялась сужать социально-хозяйственную базу казаков. Оренбургское губернское начальство справедливо полагало, что только неизбывная нищета и полная зависимость от милостей царской администрации способны смирить вольнодумство и лихость казацкого народа.

Казаки уральской сотни лейб-гвардии, вторая половина XIX века.

 

Рыбная ловля на Яике и добыча соли на озерах — вековечные, абсолютно свободные промыслы казаков — были объявлены государственной монополией. Теперь казаки вынуждены были арендовать за звонкую монету у своего государства собственные рыболовные тони и солеварни. В низовьях Яика появились учуги (рыболовные переметы от берега до берега), которые по приказу помещиков и административных властей ставили крепостные крестьяне-переселенцы. В результате выше по реке резко упали уловы рыбы — этого главного «хлеба» яицких казаков.

Российская администрация на Яике была представлена исключительно выходцами из Центральной России, а подчас даже из Лифляндии и Курляндии — новых прибалтийских провинций империи. Оказавшись в чуждой им казацкой среде, эти люди вольно или невольно начинали применять извечный принцип «разделяй и властвуй». Была сделана главная ставка на постепенный, но прочный отрыв родовой казацкой старшины от собственного народа, на превращение старшины в некое подобие туземных дворян, при одновременном полицейском принуждении широких слоев рядового казачества к «верноподданничеству».

«В недрах самого казачества, — отмечал в этой связи выдающийся казацкий историк Федор Щербина, — нашлись сильные союзники политики правительства России — казачьи старшины. При их значительном участии над казачьим самоуправлением и вольностями был поставлен крест».

На Яике — ввиду значительного территориального отрыва этого войска от основных центров казацкой этносоциальной культуры в Запорожье и на Дону — крест над вольностями и самоуправлением казаков ставили совершенно беззастенчиво. Некоторая часть яицкой старшины стала откровенно коллаборационистской. Так называемые наказные атаманы, поставленные губернским начальством, за бесценок скупали у рядовых казаков рыбу, перепродавая ее русским купцам, присваивали казенное жалование, выдававшееся строевым казакам за службу, с дикой коррупцией вершили станичные суды.

В допетровские времена в социальной среде казаков эффективно работал механизм самоочищения народа от паразитарной прослойки. Древняя процедура обязательной отчетности атаманов и старшин всех уровней перед собранием (кругом) вооруженных казаков-мужчин, возможность легко сменить, а то и казнить по решению круга любое административное лицо обеспечивали этносоциальной системе казацкого народа особую целостность, прочность. С приходом московских, а затем петербургских администраторов во всех областях Присуда Казацкого все резко изменилось.

Уральцы на выставке рыбы, XIX век.

Административные злоупотребления, казнокрадство и самодурство местных чиновников стали стремительно распространяться — сместить ворюг путем перевыборов стало невозможно, поскольку проведение казацких кругов было запрещено под страхом смерти. Всех войсковых атаманов назначало русское правительство, вначале из числа казацких коллаборационистов, а затем — после царствования Екатерины I — исключительно из инонациональных представителей.

На Яике казакам приходилось всего хуже. Здесь все вопросы разрешала Военная коллегия, находившаяся в Петербурге. В ее составе ни одного этнического казака, разумеется, не было. Казацкое население под угрозой штыков рейтаров стало подсудно исключительно царским судьям. Казаки-мужчины, подобно российским крепостным, стали подвергаться телесным наказаниям.

«Служба казацкая становилась год от года тяжелей, — пишет выдающийся историк, академик Владимир Мавродин, — казаки чувствовали, что надвигалось "регулярство", чего они боялись больше всего. На территории Яицкого казачьего войска возводились крепости, а с севера грозил Оренбург с его губернатором и большим гарнизоном, послушным правительству». Владимир Мавродин специально подчеркивает, что при попустительстве назначенных властью наказных атаманов, в результате «часто проводимых чисток яицкого казачества многие казаки распрощались со своим казацким состоянием и были направлены в солдаты».

«Пусть привыкают, чертовы , к челобитным»

Писать челобитные, прошения и доносы по начальству казаки долгое время считали постыдным делом. Однако, как говорил прославленный кошевой атаман Запорожской Сечи Иван Серко, «нужда закон меняет». Во второй половине ХVIII века яицкие казаки самым убедительным образом были приучены к составлению верноподданнических бумаг.

Процесс «обучения» начался в 1756 году. Видный представитель казацких коллаборационистов, наказной атаман Андрей Никитич Бородин получил в конце этого года черную метку от казаков. Явно назревало восстание: казаки укоряли атамана в расхищении войсковой казны, в грабительских ставках арендной платы за рыбные промыслы по Яику, произвольных поборах, в наказании плетьми казаков, пытавшихся потребовать у него отчета — «яко озорников и людей мятежных».

Дело закончилось бы, несомненно, убийством коллаборациониста и введением карательных войск, но тут в процесс вмешался уважаемый казак из старшины — атаман Сакмарского городка Иван Логинов. Искушенный в российских методах составления бумаг «по начальству», сакмарский атаман направил личную жалобу в Военную коллегию. Жалоба гуляла по оренбургским и петербургским кабинетам несколько лет, в течение которых социальное напряжение в среде яицкого казачества продолжало нарастать.

В 1762 году российская администрация решилась наконец прислать на Яик специальную комиссию, которую возглавил генерал-майор И. А. Брахфельд. По принципу «если кто-то кое-где у нас порой» комиссия констатировала факты некоторых злоупотреблений, однако категорически высказалась за оставление Бородина на атаманской должности.

Конфликт на Яике закономерно вошел в новый виток и получил свое кровавое разрешение только в 1766 году. Военная коллегия командировала на Яик для «рассмотрения по существу» очередной жалобы казаков известного «птенца гнезда Петрова», генерал-майора Гаврилу Черепова.

Знамя яицких казаков 1698 года.

Прибыв с войсками в Яицкий городок, генерал Черепов велел всем казакам собраться на майдане у войсковой канцелярии. Собравшиеся казаки некоторое время, по старой привычке круга, пытались гласно, открыто втолковывать генералу-держиморде суть своих претензий. В ответ Черепов окружил станичников полком драгун и потребовал дать подписку о безусловном подчинении всех казаков власти атамана Бородина. Встретив решительный отказ, «птенец Петров» приказал открыть огонь по безоружным людям. Майдан обагрился потоками крови...

Черепов расстрелял мирный сход казаков не просто так. Генерал ожидал, по-видимому, массовой вспышки народного гнева на Яике, хотел, возможно, отличиться в жестком подавлении бунта. Иначе трудно объяснить, отчего он немедленно затребовал от оренбургского губернатора А. А. Путятина усиленную военную команду, якобы крайне необходимую ему для защиты от «воровства» казаков.

Губернатор срочно отрядил на помощь Черепову двухтысячный карательный корпус. Однако судьба в этот раз сохранила казаков — на форсированном марше по зимней степи в мороз и вьюгу насмерть замерзли около 400 солдат. Куцые «петровские» мундиры явно не подходили для уральских степей. Началось разбирательство, в ходе которого генерал Черепов на вопрос губернатора о причине вероломного расстрела казаков простодушно ответил: «Пусть привыкают, чертовы дети, к челобитным».

Испорченное настроение генерала Рейнсдорпа

Положение на Яике даже после кровавой бани, устроенной генералом Череповым, все более напоминало социальный нарыв: широчайшие круги казачества, так называемая «Войсковая рука», наотрез отказывались признавать полномочия назначенных Оренбургом атаманов. Замена одного коллаборациониста на другого ничего не изменила: нового наказного атамана Петра Тамбовцева казаки ненавидели даже больше.

Особое недовольство казаков вызвало решение Военной коллегии о направлении в Дагестан нескольких сотен человек с семьями ­для формирования южного участка Терской казацкой линии. Казаки наотрез отказались не только ехать в Кизляр, но и вообще исполнять свою войсковую службу по охране юго-восточных границ России.

Возврат к исполнению своей пограничной службы казаки поставили в прямую связь с возвращением на Яик национальных казацких политических институтов: Войскового круга — как высшего законодательного органа для Яицкого войска, избирательной процедуры назначения атаманов всех уровней — как единственного средства восстановления административной управляемости и социального доверия в войске.

Однако имперская администрация и не думала уступать. В Петербурге и Оренбурге привычно рассчитывали на штык безропотного русского рекрута, полагая усиление жестокости единственным средством обуздания этого «татарского сброда».

Генерал-губернатор Оренбургской губернии Иоганн Рейнсдорп, датчанин немецкого происхождения, в отличие от своего предшественника — мягкого и совестливого князя Абрама Путятина, был настроен самым решительным образом. Не понимая разницы между национальным менталитетом казаков и менталитетом крепостных крестьян Центральной России, генерал Рейнсдорп делал ставку в ликвидации вялотекущего казацкого бунта исключительно на жесткие полицейские методы.

«Поход Яицких казаков на Ургенч в 1603 году» художника С. А. Сиренко, 1990 год. Источник: yaik.ru

Рейнсдорп отправил в Яицкий городок следственную комиссию во главе с генерал-майором Иваном Давыдовым. Комиссии, как это было традиционно принято на окраинах империи, были приданы карательные войска. Оренбургский губернатор рассчитывал, по-видимому, что генерал Давыдов покажет наконец-то казакам кто в доме хозяин.

Однако незлобивый и внутренне презирающий полицейские функции армейский генерал не спешил обагрять свои руки кровью мирных людей. Правда, генерал Давыдов приказал арестовать 43 казаков, на которых указали полицейские филеры как на зачинщиков мятежа. Арестованных забрили в солдаты и с полицейской командой отправили в Оренбург — для дальнейшего следования на фронт Русско-турецкой войны 1768—1774 годов.

Конвой не смог добраться до Оренбурга благополучно. В урочище Кайрачковая балка ватага казаков перехватила отряд: произошел бой, в результате которого 23 пленных казака, не закованных в колодки, были отбиты.

Рейнсдорп был в ярости от такой наглости «мятежных абреков». Настроение губернатору окончательно испортили дальнейшие события: яицкие казаки, в ответ на арест и глумление над побратимами, наотрез отказались останавливать убегающую из имперского рая в Туркестан орду калмыков. После объявления сполоха на сборный пункт явилось только 18 (!) казаков, да и те демонстративно приехали на истощенных, негодных к преследованию клячах. Понятно, что после такой конфузии мягкосердечный генерал Иван Иванович Давыдов был немедленно отозван в Оренбург.

«Кровавое воскресенье» Яицкого городка

Преемником Давыдова в Яицком городке стал генерал-майор Михаэль Иоганн фон Траубенберг — туповатый лифляндский помещик, не сумевший за 25 лет службы в российской армии научиться сносно говорить по-русски. Он говорил так, что понимать мог только один человек на свете — его пожилой денщик Кузьма Иванов.

С таким переговорщиком трудно было ожидать успеха в разрешении застарелого конфликта российской администрации и казаков.

Войдя в строю бригады драгун в Яицкий городок, Траубенберг не стал церемониться с «абреками». Была немедленно арестована казацкая делегация во главе с уважаемым всем Войском сотником Иваном Кирпичниковым, которая только что вернулась из Петербурга после подачи очередной жалобы на произвол губернской власти. Всей остальной казацкой старшине немец недвусмысленно порекомендовал подготовиться к экзекуции.

На следующий день после ареста побратимов — 12 (25) января 1772 года — казаки собрали Войсковой Круг. Решения этого высшего органа национальной казацкой демократии были очевидны: казаки еще раз попросили Траубенберга сместить проворовавшихся атаманов, выпустить на свободу арестованных заложников, вывести войска из города. Взамен станичники обещали немедленно вернуться к исполнению своих войсковых обязанностей на границе.

На круге раздавались, впрочем, голоса некоторых трезвомыслящих казаков, пытавшихся убедить станичников, что договориться с Траубенбергом добром все равно не получится и нужно готовиться к неизбежному бою. Однако эти голоса потонули в прекраснодушных надеждах казацкого большинства, все еще наивно верящего в справедливость. Было принято решение пойти на следующее утро к Траубенбергу мирной процессией — с семьями, иконами и священниками, чтобы убедить сатрапа в мирных намерениях войска и желании казаков преодолеть конфликт путем взаимных уступок.

Утро 13 (26) января 1772 года выдалось хмурым. Со стороны Яика дул резкий порывистый ветер, мела поземка. Неожиданно над площадью Старого собора — центральной площадью городка — повисла огромная, невесть откуда взявшаяся стая ворон и галок. «Карга [по-казацки ворона. — Н. Л.] мяртвячину шукае», — тревожно говорили меж собой старики.

Огромной процессией (очевидцы определяли число собравшихся в пять тысяч человек), выпустив вперед священников с иконами, безоружные, празднично одетые казаки двинулись в сторону площади Старого собора. Траубенберг не ожидал столь массового схода казаков и первоначально растерялся. Он направил к процессии капитана гвардии С. Д. Дурново с приказом задержать манифестацию казаков переговорами о якобы уже предрешенном выводе войск.

Одновременно генерал отдал приказ выводить из казармы солдат и расставлять на площади Старого собора пушки. Орудия, выставленные на прямую наводку, прикрыла рота драгун и около 200 казацких коллаборационистов — сторонников «наказного» атамана.

Когда мирная процессия, высоко подняв большую золоченую икону Богородицы, вступила на площадь — раздался залп картечью из пушек. Орудия стреляли почти в упор — картечь буквально вырубила в толпе коридоры. Одновременно было убито более 100 человек, из которых значительную часть составляли старики, женщины и дети. Раненных насчитали впоследствии более 400 человек.

Много позднее, в начале 1919 года, член «ленинской гвардии», большевик И. Рейнгольд предупреждал, что в политических отношениях с казаками требуется особая осторожность, ибо «ни на минуту нельзя упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица — вооруженный лагерь, а каждый хутор — крепость».

Жаль, что умного Исаака Рейнгольда не могло оказаться рядом с солдафоном Траубенбергом, а главным советником недалекого генерала в этот роковой день оказался гвардии капитан Дурново. Возможно, что в этом случае кровь в Яицком городке не пролилась бы вовсе.

«Мне в отмщение — и Аз воздам»

После пушечного залпа казаки мгновенно перегруппировались. Молодежь стремглав взобралась на крыши куреней и открыла шквальный ружейный огонь по стоявшим на площади пушкарям. Буквально за несколько минут пули потомственных воинов положили пушкарей на месте. В этот момент около 500 казаков в лоб атаковали орудийную позицию и, развернув хоботы пушек в сторону карателей, открыли огонь по драгунам. Испуганные столь неожиданным поворотом событий солдаты панически бежали, за ними кинулись наутек и коллаборационисты.

Это стало началом конца для царского сатрапа и его казацких прислужников. Мгновенно площадь Старого собора заполнилась разъяренным народом. Уже не только вооруженные мужчины, но и казачки — «бабы и девки с дрекольем» — гнали обезумевшую от страха толпу карателей по улицам городка. Бравый Траубенберг, которого явно по ошибке наградили в 1770 году орденом Святого Георгия 4-й степени, пытался спрятаться под крыльцом дома наказного атамана. Казаки выволокли сатрапа из-под крыльца за шиворот и тут же зарубили. Труп негодяя выбросили в мусорную кучу.

Одновременно был убит главный яицкий коллаборационист — наказной атаман Петр Тамбовцев, а также все те офицеры и солдаты, которые пытались стрелять в казаков, общим числом 11 человек. Все остальные драгуны, хотя и жестоко избитые, были взяты в плен. С предателями из числа казаков обошлись гораздо жестче: все, кого удалось захватить 13 января, общим числом более 40 человек, были немедленно казнены.

Клейменый и сосланный Яик

Это удивительно, но яицкие казаки не рассматривали свое вооруженное выступление как вызов Российской империи. На Войсковом круге вечером 13 января они сформировали новое руководство Яицким войском. Коллегия из трех войсковых поверенных — сотника Василия Трифонова, есаулов Терентия Сенгилевцева и Андрея Лабзенова — должна была вступить в переговоры с российским правительством. Казаки готовы были вновь встать на защиту рубежей империи и просили у Петербурга только одного — восстановления национальной демократической традиции в виде Войскового круга и выборного войскового атамана. В демократической процедуре замены административных лиц в войске казаки, совершенно справедливо, видели залог того, что мятежи и кровавые репрессии на Яике никогда не повторятся.

Войсковые поверенные предприняли все возможное, чтобы конструктивные переговоры с российской администрацией состоялись. Уже в двадцатых числах января в Петербург казацкими делегатами была доставлена петиция, в которой Яицкое войско призывало к миру и заявляло о своей готовности по-прежнему служить империи. Военная коллегия, специально выгадывая время, приняла петицию к ознакомлению, но одновременно отдала указание Рейнсдорпу готовить на Яик специальный карательный корпус.

В мае 1772 года на Яик из Рассыпной крепости выдвинулась военная армада из пяти тысяч регулярной пехоты, трех тысяч калмыков и ногайцев и более 60 стволов артиллерии. Возглавил карательный корпус очередной уроженец Лифляндии, генерал Магнус Фердинанд фон Фрейман, в русском миру — Федор Юрьевич.

Гравюра с Емельяном Пугачевым неизвестного художника, 1770-е годы.

 

На половине пути к Яицкому городку к Фрейману прибыла казацкая делегация — сотники Перфильев, Курбетев и Дюбин. Фрейман принял казаков, но в качестве предварительного условия к переговорам потребовал выдать всех зачинщиков, виновных в бунте. «Мы все виновны», — попытались защитить свою новую старшину казацкие парламентеры. «Ну тогда все и ответите!» — хладнокровно сказал немец, с любопытством рассматривая «абреков» через офицерский монокуляр.

3-4 июня 1772 года у реки Ембулатовки состоялось кровопролитное сражение казаков «Войсковой руки» с карательным корпусом генерала Фреймана. Казаки сражались мужественно, однако исход сражения решило подавляющее преимущество русских войск в артиллерии.

7 июня карательные войска без боя вступили в Яицкий городок. На всех дорогах, ведущих из столицы войска, были выставлены пикеты. Войсковой круг был упразднен. Каратели свирепствовали: вскоре все тюрьмы и даже войсковые конюшни были заполнены арестованными. С немецкой педантичностью велось следственное дело о бунте: заплечных дел мастера работали по 20 часов в сутки. Яицкий городок как будто вымер: казаки массово вывезли свои семьи на хутора и заимки в степь.

Только в июле следующего 1773 года следствие посчитало возможным завершить работу — целый год в сущности мирное казацкое население истязали всеми доступными методами. За время следствия часть арестованных была без суда казнена. Многим вырвали ноздри и клеймили. 85 казаков — лучшая часть «Войсковой руки» Яика — были до бесчувствия биты кнутом, клеймены и сосланы вместе с семьями в Сибирь. На все войско, словно на враждебную покоренную державу, была наложена огромная денежная контрибуция.

Даже с воспоминанием о былом суверенитете Яицкого войска было покончено: войсковую канцелярию полностью ликвидировали, а ее древний, представлявший колоссальную историческую ценность архив был сожжен. В Яицком городке на постоянной основе разместили гарнизон русских солдат — большего унижения для казаков-старообрядцев было невозможно придумать. Комендант гарнизона, полковник И. Д. Симонов сосредоточил в своих руках всю административную власть на территории бывшего Яицкого войска.

Петербургское правительство было уверено, что вопрос о былом суверенитете Яицкого войска закрыт раз и навсегда. Однако Емельян Пугачев и уцелевшая казацкая старшина «Войсковой руки», скрывшаяся на потайных хуторах в протоках Урала, считали иначе.

Автор — доктор исторических наук
 

http://rusplt.ru/policy/kazatskie-kollaborantyi-i-kazatskaya-lyustratsiya-13650.html
Подробнееhttp://rusplt.ru/policy/kazatskie-kollaborantyi-i-kazatskaya-lyustratsiya-13650.html