Константин Федорович Затулин, директор Института стран СНГ. Первый заместитель председателя Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками Государственной Думы Российской Федерации.

Конечно, было бы странно, что в начале XXI века то, что такая квазимонархическая форма управления, при которой во главе государства на протяжении десятков лет остается одно и тоже лицо, является оптимальной. Безусловно, если рассуждать об этом в идеальных моделях, то это редко может привести к идеалу.

На постсоветском пространстве такая модель, конечно, не является синонимом образцового, идеального государства. Мы возникли в неидеальных условиях, в условиях слома прежней и прихода новой системы власти. Причем, это было фактически по умолчанию. Сколько-либо серьезного обсуждения с населением не было. Не было объяснения конечных целей и реформ. Не было попытки создать представление о том, к чему все это может привести. Не было объяснений, в чьи руки попадет собственность, каким образом будут приниматься в дальнейшем решения, кто вообще будет принимать их, в какой мере все граждане будут привлечены к этому процессу принятия решения в рамках той самой демократии, во имя которой мы пережили столько потрясений. Но я уверен, что в 1990-х годах никакого шанса для подобных действий не было. Просто потому, что говорили одно, а получили совершенно другое. Но, при всех этих обстоятельствах надо также понимать, что развал Советского союза означал снятие целого ряда общих требований управления. И когда руководителей из Средней Азии освободили от необходимости ездить и докладывать результаты своих действий в ЦК КПСС, то вдруг начали проявляться типичные для востока, для азиатских стран традиции, привычки и управленческие идеи. То есть стало очевидным, что появилась авторитарность в бывших советских республиках, тенденции к ней резко выросли. И конечно, на этом фоне есть и гораздо более жесткие авторитарные правители и гораздо менее гибкие, чем лидер Казахстана.

В какой мере происходящее в Средней Азии является аналогом того, что происходит в Сирии и уже произошло в Египте или Ливии? Безусловно, есть совпадения в главном обстоятельстве. Это резкая дифференциация населения, его очень резкая социальная политизация. Это последствия политики людей, обладающих сверхсостоянием, которые не считались с основной массой населения. Государства Центральной Азии и Ближнего и Среднего Востока это объединяет.

А вот то, что абсолютно точно не совпадает, - это то, каким путем мы пришли к такой политике, на основе какого опыта. И какой из себя культурно исторический класс мы представляем. Мы - выходцы из Советского союза, с его высокой ролью государства, с его привычкой к дисциплине, и это, вне всякого сомнения, оказывает огромное влияние на порядок дел. Мы, в данном случае, ещё живём в виртуальном Советском союзе, и власть, как правило, пытается демонстрировать свою социальную ответственность. Это не всегда, далеко не всегда происходит в восточных странах, где нет, в общем-то, в этом необходимости. Там власть просто делает то, что она считает нужным. Очевидно, что мы представляем совершенно разный культурно-исторический класс, и это удерживает среднеазиатские страны от повторения того, что происходит в Ближнем и Среднем Востоке.

Конечно, есть масса других факторов. Скажем, у меня нет уверенности, что западный мир был уж так заинтересован в смене режимов в Египте или в Ливии. Другое дело, что после эскалации напряжения, Запад попытался перехватить события в собственные руки, направить их в нужное русло, определить виновных по-своему так, чтобы уйти от угрозы своим интересам.

На пространстве СНГ в подобных ситуациях Запад явно выступал одним из активных инициаторов. Я могу сказать, что это было абсолютно точно на Украине в 2004 -2005 годах. И я не исключаю, что подобная попытка может быть предпринята и в отношении стран Центральной Азии. Хотя в Центральной Азии до сих пор мы имели перед глазами только гражданскую войну в Таджикистане, которая имела под собой объективное основание. Но еще и серию переворотов в Киргизии, которые имели как внутренние, так и внешние причины. Я не исключаю, что такие силы, которые олицетворяют США, могли бы быть заинтересован в том, чтобы Центральная Азия пришла в движение, и чтобы это движение подтолкнуло ее к дестабилизации.

Вполне вероятно, что антироссийски настроенные политики на Западе будут делать попытки перебросить вирус революций Ближнего Востока на постсоветское пространство. Успешность или неуспешность этих попыток в значительной степени связана со способностями властей этому противостоять. Казахстан относится к стране, где власти, власти пока демонстрируют способность эффективно управлять политической ситуацией.

Что сделал Назарбаев, согласившись на референдум? Он сделал удачную попытку предвосхитить события, выпустить пар. Главная проблема, которая сподвигла его на досрочные выборы, по-моему, очевидна. Это беспокойство от того, что долгое пребывание у власти, старение лидера, вождя, Акеллы, который во главе стаи, приводит к тому, что начинают поднимать головы молодые люди, которые пускаются в бесконечные рассуждения о том, кто будет следующим, кого выдвинут, кто наследник этого престола. Вот такого рода разговоры, конечно, разрушительно действуют на любую власть, даже на самую крепкую.

Проведение выборов, эта попытка Назарбаева консолидировать казахстанскую элиту связана с тем, что его стали беспокоить бесконечные слухи о том, что кто же придет ему на смену, и высота ставок, которые начали делаться в этой игре. По всей видимости, его забеспокоило падение исполнительской дисциплины в административном персонале, который, вместо того, чтобы заниматься делом, начинает заниматься интригами. Давно замечено, что интригами занимаются те, кто не загружен работой или отлынивает от нее. Назарбаев решил прозондировать почву, провести референдум, и некоторое время эта идея в форме шантажа как внутри, так и за пределами республики жила успешно. Парламент принял соответствующее решение, однако к этому моменту Назарбаев уже четко понял, что подобный метод создаст ему сложности, что в дальнейшем такая возможность станет почвой для попыток дестабилизации в стране. Его могут обвинить в том, что он, под предлогом референдума, использовал не всегда приемлемые средства для того, чтобы продлить свои полномочия. Совершено точно, что это повредит целостности того образа Казахстана на Западе, который был тщательно, скрупулезно создан Назарбаевым. Образа демократической и модернизированной страны, новой страны, нового азиатского или евразийского современного центра, который председательствует у себя в регионе. И он решил пойти на выборы, будучи уверенным в их результате. Он заслужил благодарность и признательность как со стороны Запада, так и со стороны целого ряда политических деятелей и в самом регионе, в самом Казахстане. Причем, он на этом дополнительно выиграл, сам поднял тему референдума, и ушел от нее в пользу выборов. После того, как он вступил в этот процесс перевыборов, начались события на Ближнем и Среднем Востоке. Они как бы намекнули дополнительно на то, что бывает с теми, кто пересидел на своем посту, как это сделал Каддафи. Однако, у Назарбаева есть ответ, в отличие, скажем, например, от Каримова в соседнем Узбекистане. Он вновь получает подтверждение своих полномочий на выборах. Он своевременно, даже преждевременно откликнулся на эту опасность тем, что вновь обратился к народу, чтобы подтвердить свое право на власть. Но вопрос о том, что будет с Назарбаевым дальше, продолжает оставаться на повестке дня, - это вопрос слишком серьезный, чтобы снять его окончательно, пусть даже с помощью референдума или более-менее демократических выборов.